Ѽ - это яблоко^^.
Многи знают что я очень люблю читать маленькие, но с глубоким смыслом рассказики...
Вот некоторые из них:
Как Она УмиралаЕй давно уже было пора умереть - все специалисты в один голос твердили, мол, что уж теперь жалеть, всё равно шансов у Неё нету, но Муж, глядя на то, как борется, как не хочет сдаваться его Жена, уже не думал о будущем, не загадывал о том, как скоро это произойдет.
И всё-таки, Муж понимал, что Она умирает, и ужасно тяготился этим своим пониманием, старался дома появляться попозже, задерживаясь на работе или с друзьями. А заявившись домой уже заполночь, Муж деликатно отводил взгляд от погасших глаз Жены, немногословно отвечал "как дела", с деланной веселостью рассказывал какие-то анекдоты, вычитанные в Интернете. И, как любому воспитанному челоовеку, Мужу было ужасно неловко понимать, что иногда Жена наверняка чувствует запах чужих духов и замечает какие-нибудь следы чужой помады - вообще, черт его знает, что там женщины замечают, когда их мужики ходят налево. Ну а что-делать-то? Нормальному здоровому мужику всегда нужен секс, да в конце концов просто для здоровья необходим. Что ж теперь, в монахи подаваться, если каждый раз в постели чуть стоит протянуть руку направо, как пальцы наталкиваются на ледяное безжизненное тело, и с ледяным безжизненным взглядом Жена отодвигается на самый край кровати? Конечно, вернувшись с блядок, Жене в глаза смотреть неловко, конечно, врать потом неприятно - ну а делать-то что прикажете, господа моралисты, если трахаться хочется, просто примитивно тра-хать-ся? Вот и приходится по бабам...
Самое неприятное было, когда вдруг наступало то, что в специальной литературе называлось "ремиссией". Тогда, по какой-то неведомой прихоти природы, всё вдруг на какое-то время становилось почти как было когда-то давным-давно. Иногда бывало так хорошо, что Муж с Женой даже выбирались куда-нибудь в гости вдвоем, и старые друзья, увидев эту пару вместе, делали большие глаза и шептались у них за спинами, мол, "А вот мы слышали... Неужели правда? Я бы даже и не подумал..."
В такие дни глазах у Жены вдруг загоралась надежда, и тем больнее, тем страшнее потом Мужу было видеть, как надежда опять гаснет, уходит, и глаза снова становятся такими безжизненными, холодными. И потом Муж даже стал бояться этих недолгих ремиссий именно потому, что всё потом становилось даже хуже, чем было до них.
А ещё иногда случались кризисы. Почему-то всегда ночью Жена вдруг заходилась какой-то дрожью, начинала кусать себе пальцы, чтобы не разбудить Мужа криками боли, а Муж-то и не спал вовсе, слышал заглушённые стоны, чувствовал, как трясётся кровать, но, лёжа на боку, притворялся спящим, старался дышать ровнее, потому что боялся - если сейчас открыть в темноте глаза и спросить "Что с тобой?", Жена не выдержит и начнёт кричать в голос, поднимая соседей на три этажа вокруг.
И иногда после редких ремиссий или после какого-нибудь неожиданного кризиса, Муж даже злился на Жену за то, что она борется, за то, что не сдаётся. Вообще, сколько уже можно мучить и себя и других? Сколько можно надеяться? Сколько можно притворяться друг перед другом и перед всеми? Может, хватит уже бороться, пусть уж всё кончится побыстрее?
Но, всё равно, когда этот день наконец наступил, и Она умерла, оказалось, что Муж к этому совсем не готов.
Войдя домой, поздно, как обычно, Муж как всегда тихо разделся, прошёл на кухню - там темно. Посмотрев на пустую плиту, заглянув в холодильник, потрогав ещё тёплый чайник, и с каждой секундой всё больше и больше понимая, что вот, пришёл тот самый день, которого он так боялся и вместе с тем так ждал, Муж прошёл в комнату. Там, в мерцающем свете телевизора он увидел Жену, сидящую в любимом кресле напротив окна. Осторожно Муж подошёл к креслу, протянул руку, чтобы поправить свалившийся на пол плед, и вдруг замер, поняв, что всё кончилось. Потому, что впервые за всё время их совместной жизни, Жена не встала ему навстречу, не обняла, не поцеловала в небритую щёку.
Жена просто открыла глаза и сказала: "Хватит нам мучить друг друга. Любви больше нет. Давай расходиться."
Так, наконец, Она и умерла - их Любовь.
МатьУже по дороге в детской сад Наташка почувствовала, как у неё вдруг заныло внизу живота, как задвигались там какие-то острые комочки, у неё сразу ослабели коленки, потемнело в глазах. Дочка заныла; "Ма-а-а-ма, ну руку же больно жмёшь..." и Наташка, спохватившись, выпустила крохотную ладошку.
Чтобы перевести дыхание, девушке пришлось немного постоять, согнувшись, положив руки на колени. Но уже через пару секунд она помотала головой, подхватила за рукав успевшую усесться на корточки над каким-то червяком дочку и сделала первый шаг, потом ещё и ещё, и вот она уже почти бежала, цокая по асфальту каблуками, и только дочка ныла "Ма-а-ам, ну слишком быстро, я не успеваю за тобой!"
Обратный путь до подъезда Наташка пробежала уже босиком: боль в животе прошла, но теперь в груди словно жирная маслянистая капля висела такая тревога, такой страх, что она просто не могла его вытерпеть, и, стащив с ног туфли, пустилась домой вприпрыжку. Вбежав в квартиру, девушка захлопнула дверь, бросила туфли в угол и сразу полезла в кладовку. Она вытащила из-под нижней полки котёл и торопливо начала хватать с полок и сбрасывать туда свёртки, не обращая внимания на то, что старая бумага рвётся и драгоценные травы через дырки просыпаются на пол.
Ломая ногти и кряхтя: только бы не уронить, только бы не уронить, она потащила на кухню сразу и котёл и бутыль с водой. Одним широким взмахом сдвинув с плиты сковородку с остатками омлета, Наташка высыпала всё из котла прямо на стол, дунула внутрь для того, чтобы выгнать оттуда оставшиеся стебельки травы, и со стуком поставила котёл на уже зажжёную комфорку.
Пока вода закипала, Наташка одновременно и заводилась всё больше оттого, что на разные мелочи у неё уходило так много ставшего сейчас драгоценным времени, и успокаивалась, раскладывая свёртки с травами, стараясь сосредоточиться, собраться с мыслями. Но вот вода пошла пузырями, девушка сбросила кофту, стащила вдруг ставший тесным лифчик и, наконец, смогла приняться за дело.
...- Над тёмным лесом, над широкой водою, поднимайся, Мать-Луна! - бросив в уже чёрную от трав воду последнюю щепотку драгоценных листьев, Наташка убрала со лба растрепавшиеся мокрые волосы и склонилась над котлом. Приняв в себя траву, бурлящая вода начала успокаиваться, и вскоре уже едва булькала по краям вокруг появившегося в центре котла белого пятна.
Прищуриваясь, от поднимавшегося вверх жара, девушка уставилась в белое пятно, и оно вдруг начало уменьшаться, словно уходить в присмиревшую чёрную воду, становясь луной на ночном небе. И при свете этой луны, под этим чёрным небом Наташка постепенно начала различать спящий город, тёмные улицы с редкими машинами, дома с тёмными окнами.
Девушка утирала собирающийся на лице пот, вглядываясь в воду, а картинка становилась всё чётче, всё яснее. Вот уже можно различить знакомые деревья и кусты, вот уже видны пустые банки из-под пива, набросанные рядом с урной, можно даже разобрать табличку на знакомом подъезде. И вдруг то, что Наташка приняла за еле заметную рябь на краю воды, начало увеличиваться и превратилось в тень. Девчонка, какая-то молодая девчонка идёт по тёмной улице, осторожно оглядываясь через плечо. Наташка заморгала и улыбнулась, узнав кто это - "Дочка... Так вот она какая будет лет в шестнадцать... Красивая, вся в меня!" Ну, понятно, почему были такие тревожные предчувствия - ещё бы, в шестнадцать лет одной возвращаться домой в такое время. Надо будет уже сейчас начать её приучать к тому, что в такое время парни должны домой провожать, ну или по крайней мере лучше уж заночевать где была. Опа! Дочка встала возле столба, достала сигарету, закурила. "Ха, она курит, в шестнадцать-то лет! Ох, я ей задницу-то надеру, курилке этакой..."
В воде, на картинке, в знакомом окне зажёгся свет и Наташка захихикала: "Это мы не спим, я, наверное, дёргаюсь, а муж злится... Ругаемся, наверное! Ох, сейчас дочке попадёт от нас обоих..." Но вдруг смех погас, улыбка пропала и девушка наклонилась над водой так низко, что почувствовала, как попадают ей на подборождок и щёки, как жгутся брызги от лопающихся пузырьков воды. Когда включился свет в знакомом окне, за кустом возле самого подъезда что-то мелькнуло яркой блёсткой, и вот Наташка теперь что есть сил вглядывалась в эту блёстку, пытаясь понять, что там такое. Крупнее, ещё крупнее...
Ох, боже мой... Слезящимися от напряжения глазами Наташка начала различать тень, и разглядела мужскую фигуру, прячущуюся за кустом. А то, что блестело в темноте - это нож, господи, у него в руке нож...
Наташка отодвинулась от котла так, чтобы увидеть дочку - девчонка, докурив сигарету и забросив в рот какую то жвачку, ничего не подозревая спокойно пошла по тихой улице прямо к подъезду, то и дело с опаской посматривая на единственное во всем доме светлое окно.
Застонав от бессилья, Наташка взмолилась, чтобы вот сейчас там дрогнула занавеска и за стеклом показалась чья-нибудь голова...
Но за светлым окном ничего не происходило, и Наташка не выдержала, завыла в голос.
"Дочка! Стой, стой, не ходи!" - закричала она так, что горло у неё свело судорогой, но девчонка на картинке продолжала перебирать ногами, только взмахнула рукой возле уха, словно отгоняя надоевшего комара.
Наташка захрипела сорванным горлом, закусила губу и заставила себя сосредоточиться. Наклонившись над водой, она всматривалась в тень за кустом, пытаясь понять, что собирается делать застывшая в темноте фигура.
Господи... Мужик за кустом собирался напасть, напасть на её дочку, на её девочку. Он перехватил нож и приготовился выскочить из темноты. Наташка увидела, как он облизывает губы, как расширились его глаза, участилось дыхание.
И, не выдержав этого ожидания, больше не желая, не умея видеть то, что произойдёт, Наташка сунула руку в кипяток и начала там ногтями рвать этот мясистый нос, эти слюнявые губы, эти отвислые щёки, и её собственный крик боли смешался у неё в голове с криком боли, раздавшимся там в темноте, и сквозь слёзы на картинке посреди зарябившей воды она только успела заметить голову в светлом окне, высунувшуюся на крик, и девчонку, убегающую на свет фонаря.
- Ма-а-ам, а что ты так поздно меня сегодня забрала? Воспитательница прямо ругалась.
- Иди-иди, курилка фигова...
- Мам, ты что, я ж не курю, я ещё маленькая! Ты такая злая, потому что у тебя рука болит? А что у тебя с рукой? Размотай бинт - давай я поцелую и всё пройдёт!
- И так пройдёт... Да не волочи ты ноги, шагай быстрее, дома дел полно!
Вот некоторые из них:
Как Она УмиралаЕй давно уже было пора умереть - все специалисты в один голос твердили, мол, что уж теперь жалеть, всё равно шансов у Неё нету, но Муж, глядя на то, как борется, как не хочет сдаваться его Жена, уже не думал о будущем, не загадывал о том, как скоро это произойдет.
И всё-таки, Муж понимал, что Она умирает, и ужасно тяготился этим своим пониманием, старался дома появляться попозже, задерживаясь на работе или с друзьями. А заявившись домой уже заполночь, Муж деликатно отводил взгляд от погасших глаз Жены, немногословно отвечал "как дела", с деланной веселостью рассказывал какие-то анекдоты, вычитанные в Интернете. И, как любому воспитанному челоовеку, Мужу было ужасно неловко понимать, что иногда Жена наверняка чувствует запах чужих духов и замечает какие-нибудь следы чужой помады - вообще, черт его знает, что там женщины замечают, когда их мужики ходят налево. Ну а что-делать-то? Нормальному здоровому мужику всегда нужен секс, да в конце концов просто для здоровья необходим. Что ж теперь, в монахи подаваться, если каждый раз в постели чуть стоит протянуть руку направо, как пальцы наталкиваются на ледяное безжизненное тело, и с ледяным безжизненным взглядом Жена отодвигается на самый край кровати? Конечно, вернувшись с блядок, Жене в глаза смотреть неловко, конечно, врать потом неприятно - ну а делать-то что прикажете, господа моралисты, если трахаться хочется, просто примитивно тра-хать-ся? Вот и приходится по бабам...
Самое неприятное было, когда вдруг наступало то, что в специальной литературе называлось "ремиссией". Тогда, по какой-то неведомой прихоти природы, всё вдруг на какое-то время становилось почти как было когда-то давным-давно. Иногда бывало так хорошо, что Муж с Женой даже выбирались куда-нибудь в гости вдвоем, и старые друзья, увидев эту пару вместе, делали большие глаза и шептались у них за спинами, мол, "А вот мы слышали... Неужели правда? Я бы даже и не подумал..."
В такие дни глазах у Жены вдруг загоралась надежда, и тем больнее, тем страшнее потом Мужу было видеть, как надежда опять гаснет, уходит, и глаза снова становятся такими безжизненными, холодными. И потом Муж даже стал бояться этих недолгих ремиссий именно потому, что всё потом становилось даже хуже, чем было до них.
А ещё иногда случались кризисы. Почему-то всегда ночью Жена вдруг заходилась какой-то дрожью, начинала кусать себе пальцы, чтобы не разбудить Мужа криками боли, а Муж-то и не спал вовсе, слышал заглушённые стоны, чувствовал, как трясётся кровать, но, лёжа на боку, притворялся спящим, старался дышать ровнее, потому что боялся - если сейчас открыть в темноте глаза и спросить "Что с тобой?", Жена не выдержит и начнёт кричать в голос, поднимая соседей на три этажа вокруг.
И иногда после редких ремиссий или после какого-нибудь неожиданного кризиса, Муж даже злился на Жену за то, что она борется, за то, что не сдаётся. Вообще, сколько уже можно мучить и себя и других? Сколько можно надеяться? Сколько можно притворяться друг перед другом и перед всеми? Может, хватит уже бороться, пусть уж всё кончится побыстрее?
Но, всё равно, когда этот день наконец наступил, и Она умерла, оказалось, что Муж к этому совсем не готов.
Войдя домой, поздно, как обычно, Муж как всегда тихо разделся, прошёл на кухню - там темно. Посмотрев на пустую плиту, заглянув в холодильник, потрогав ещё тёплый чайник, и с каждой секундой всё больше и больше понимая, что вот, пришёл тот самый день, которого он так боялся и вместе с тем так ждал, Муж прошёл в комнату. Там, в мерцающем свете телевизора он увидел Жену, сидящую в любимом кресле напротив окна. Осторожно Муж подошёл к креслу, протянул руку, чтобы поправить свалившийся на пол плед, и вдруг замер, поняв, что всё кончилось. Потому, что впервые за всё время их совместной жизни, Жена не встала ему навстречу, не обняла, не поцеловала в небритую щёку.
Жена просто открыла глаза и сказала: "Хватит нам мучить друг друга. Любви больше нет. Давай расходиться."
Так, наконец, Она и умерла - их Любовь.
МатьУже по дороге в детской сад Наташка почувствовала, как у неё вдруг заныло внизу живота, как задвигались там какие-то острые комочки, у неё сразу ослабели коленки, потемнело в глазах. Дочка заныла; "Ма-а-а-ма, ну руку же больно жмёшь..." и Наташка, спохватившись, выпустила крохотную ладошку.
Чтобы перевести дыхание, девушке пришлось немного постоять, согнувшись, положив руки на колени. Но уже через пару секунд она помотала головой, подхватила за рукав успевшую усесться на корточки над каким-то червяком дочку и сделала первый шаг, потом ещё и ещё, и вот она уже почти бежала, цокая по асфальту каблуками, и только дочка ныла "Ма-а-ам, ну слишком быстро, я не успеваю за тобой!"
Обратный путь до подъезда Наташка пробежала уже босиком: боль в животе прошла, но теперь в груди словно жирная маслянистая капля висела такая тревога, такой страх, что она просто не могла его вытерпеть, и, стащив с ног туфли, пустилась домой вприпрыжку. Вбежав в квартиру, девушка захлопнула дверь, бросила туфли в угол и сразу полезла в кладовку. Она вытащила из-под нижней полки котёл и торопливо начала хватать с полок и сбрасывать туда свёртки, не обращая внимания на то, что старая бумага рвётся и драгоценные травы через дырки просыпаются на пол.
Ломая ногти и кряхтя: только бы не уронить, только бы не уронить, она потащила на кухню сразу и котёл и бутыль с водой. Одним широким взмахом сдвинув с плиты сковородку с остатками омлета, Наташка высыпала всё из котла прямо на стол, дунула внутрь для того, чтобы выгнать оттуда оставшиеся стебельки травы, и со стуком поставила котёл на уже зажжёную комфорку.
Пока вода закипала, Наташка одновременно и заводилась всё больше оттого, что на разные мелочи у неё уходило так много ставшего сейчас драгоценным времени, и успокаивалась, раскладывая свёртки с травами, стараясь сосредоточиться, собраться с мыслями. Но вот вода пошла пузырями, девушка сбросила кофту, стащила вдруг ставший тесным лифчик и, наконец, смогла приняться за дело.
...- Над тёмным лесом, над широкой водою, поднимайся, Мать-Луна! - бросив в уже чёрную от трав воду последнюю щепотку драгоценных листьев, Наташка убрала со лба растрепавшиеся мокрые волосы и склонилась над котлом. Приняв в себя траву, бурлящая вода начала успокаиваться, и вскоре уже едва булькала по краям вокруг появившегося в центре котла белого пятна.
Прищуриваясь, от поднимавшегося вверх жара, девушка уставилась в белое пятно, и оно вдруг начало уменьшаться, словно уходить в присмиревшую чёрную воду, становясь луной на ночном небе. И при свете этой луны, под этим чёрным небом Наташка постепенно начала различать спящий город, тёмные улицы с редкими машинами, дома с тёмными окнами.
Девушка утирала собирающийся на лице пот, вглядываясь в воду, а картинка становилась всё чётче, всё яснее. Вот уже можно различить знакомые деревья и кусты, вот уже видны пустые банки из-под пива, набросанные рядом с урной, можно даже разобрать табличку на знакомом подъезде. И вдруг то, что Наташка приняла за еле заметную рябь на краю воды, начало увеличиваться и превратилось в тень. Девчонка, какая-то молодая девчонка идёт по тёмной улице, осторожно оглядываясь через плечо. Наташка заморгала и улыбнулась, узнав кто это - "Дочка... Так вот она какая будет лет в шестнадцать... Красивая, вся в меня!" Ну, понятно, почему были такие тревожные предчувствия - ещё бы, в шестнадцать лет одной возвращаться домой в такое время. Надо будет уже сейчас начать её приучать к тому, что в такое время парни должны домой провожать, ну или по крайней мере лучше уж заночевать где была. Опа! Дочка встала возле столба, достала сигарету, закурила. "Ха, она курит, в шестнадцать-то лет! Ох, я ей задницу-то надеру, курилке этакой..."
В воде, на картинке, в знакомом окне зажёгся свет и Наташка захихикала: "Это мы не спим, я, наверное, дёргаюсь, а муж злится... Ругаемся, наверное! Ох, сейчас дочке попадёт от нас обоих..." Но вдруг смех погас, улыбка пропала и девушка наклонилась над водой так низко, что почувствовала, как попадают ей на подборождок и щёки, как жгутся брызги от лопающихся пузырьков воды. Когда включился свет в знакомом окне, за кустом возле самого подъезда что-то мелькнуло яркой блёсткой, и вот Наташка теперь что есть сил вглядывалась в эту блёстку, пытаясь понять, что там такое. Крупнее, ещё крупнее...
Ох, боже мой... Слезящимися от напряжения глазами Наташка начала различать тень, и разглядела мужскую фигуру, прячущуюся за кустом. А то, что блестело в темноте - это нож, господи, у него в руке нож...
Наташка отодвинулась от котла так, чтобы увидеть дочку - девчонка, докурив сигарету и забросив в рот какую то жвачку, ничего не подозревая спокойно пошла по тихой улице прямо к подъезду, то и дело с опаской посматривая на единственное во всем доме светлое окно.
Застонав от бессилья, Наташка взмолилась, чтобы вот сейчас там дрогнула занавеска и за стеклом показалась чья-нибудь голова...
Но за светлым окном ничего не происходило, и Наташка не выдержала, завыла в голос.
"Дочка! Стой, стой, не ходи!" - закричала она так, что горло у неё свело судорогой, но девчонка на картинке продолжала перебирать ногами, только взмахнула рукой возле уха, словно отгоняя надоевшего комара.
Наташка захрипела сорванным горлом, закусила губу и заставила себя сосредоточиться. Наклонившись над водой, она всматривалась в тень за кустом, пытаясь понять, что собирается делать застывшая в темноте фигура.
Господи... Мужик за кустом собирался напасть, напасть на её дочку, на её девочку. Он перехватил нож и приготовился выскочить из темноты. Наташка увидела, как он облизывает губы, как расширились его глаза, участилось дыхание.
И, не выдержав этого ожидания, больше не желая, не умея видеть то, что произойдёт, Наташка сунула руку в кипяток и начала там ногтями рвать этот мясистый нос, эти слюнявые губы, эти отвислые щёки, и её собственный крик боли смешался у неё в голове с криком боли, раздавшимся там в темноте, и сквозь слёзы на картинке посреди зарябившей воды она только успела заметить голову в светлом окне, высунувшуюся на крик, и девчонку, убегающую на свет фонаря.
- Ма-а-ам, а что ты так поздно меня сегодня забрала? Воспитательница прямо ругалась.
- Иди-иди, курилка фигова...
- Мам, ты что, я ж не курю, я ещё маленькая! Ты такая злая, потому что у тебя рука болит? А что у тебя с рукой? Размотай бинт - давай я поцелую и всё пройдёт!
- И так пройдёт... Да не волочи ты ноги, шагай быстрее, дома дел полно!
@музыка: Стигмата- Как ты